Крестился он в 25 лет в Киеве. Отслужив в армии, поступил в музыкальное училище, которое окончил по классу гитары. Далее путь его и его гитары лежал в Еврейскую автономную область.

– Там я работал в музыкальном ансамбле Биробиджанской областной филармонии, – рассказывает о. Александр. – Потом основная часть нашего ансамбля основала свой коллектив: мы ездили на гастроли, нас приглашали на международные фестивали. Так мы и ездили: три скрипки, контрабас, аккордеон и гитара, и наша солистка, которая исполняла песни на языке идиш. Гастролировали в Польше, Бельгии, Франции, Германии. В 1990 году ездили на гастроли на Святую Землю. Там многие из нашего коллектива остались и ансамбль распался. После этого кто-то уехал во Францию, кто-то в Германию, а я сидел с гитарой без работы.

На тот момент у меня была открыта американская виза. Я купил билет на самолет и полетел. Через Торонто добрался до Атланты. Через неделю после приезда моя знакомая привела меня в русскую православную церковь. Шел 1991-й год. Батюшка, о. Иоанн Таунсенд, забрал меня к себе, и я прожил у него 11 лет. Все эти годы работал музыкантом, играл в ресторанах бразильскую и испанскую музыку на своей семиструнной гитаре. Выпустил четыре диска.

– Как началось ваше служение в храме?

– В Атланте я сначала помогал в храме батюшке – о. Иоанну. В 2002 году меня постригли в чтецы, а когда встал вопрос о том, что на приходе нужен второй – двуязычный – священник, с благословения священноначалия я в 2009 году был рукоположен во диакона, а в 2010 году – в сан священника.

Прихожане наши на 95 процентов русскоязычные, батюшка – американец, и служим мы по-английски с целью нести слово Божие местному населению. Для русских это, конечно, определенная жертва. Но основная масса прихожан понимает, что обращение в Православие даже одной души из местного населения стоит этой жертвы.

– Ваш приход изначально был англоязычным? Какова его история?

– Да, богослужения изначально велись на английском языке. В 1976-м году о. Иоанн Таунсенд основал в Атланте приход преп. Марии Египетской в юрисдикции Православной Церкви в Америке. Первое время служил прямо у себя в квартире. В 1981 году приход приобрел участок земли, на котором вскоре был построен храм. В ноябре 1997 года, когда приход перешел под омофор Русской Зарубежной Церкви, небольшая часть прихожан откололась и подала на о. Иоанна в суд. Суд вынес решение не в нашу пользу. Мы оказались на улице и без храма. Семь лет снимали для служб разные складские помещения и, соорудив переносной иконостас, молились Господу Богу.

В 2005 году приход приобрел на то время пустовавшее здание бывшей лютеранской церкви и своими усилиями переделал его в православный храм, где мы теперь, слава Богу, молимся. Требы мы совершаем как на церковнославянском, так и на английскоя языках. Евангелие тоже читаем на двух языках, и проповеди я говорю на двух языках, а на ектениях используем даже грузинский язык.

– В смысле изучения языка Атланта отличается от Нью-Йорка, где люди живут по 20 и более лет и не знают английского языка?

– В Атланте люди не ощущают себя иммигрантами. Здесь нет понятия русский район – русские живут по всему городу. Интересно, что в Атланте не прижился ни один русский ресторан. Люди приезжают и вынуждены учать английский язык и водить машину. Это необходимо и полезно. Лишь в домах для престарелых старики говорят только по-русски.

– Насколько хорошо Вы сами знали английский, когда приехали в Америку?

– Когда я приехал, то знал всего 400 слов. Я сам посчитал перед тем, когда уезжал. Я музыкант, и иностранный язык мне давался легко. К тому же, я попал в семью батюшки, оказался в американской среде и мне не с кем было говорить по-русски. Признаюсь, что месяца два у меня голова болела, а потом все пошло хорошо.

– Сколько прошло времени до того, как вы стали говорить проповеди по-английски?

– Все произошло само по себе, хотя проповедовать я боялся больше всего. С самого начала о. Иоанн настаивал на двуязычной проповеди и я его послушал. Господь устроил так, что все легло в нужное русло.

– Все эти годы вы играли в ресторане. Как вы совмещали такую специфическую мирскую работу и служение в храме?

– Я играл в приличных ресторанах и играл приличную музыку. И только некоторое время назад, когда у прихода появилась возможность материально поддерживать священника, перестал работать в ресторане.

Не могу сказать, что это было легко. Были и неприятные моменты. Например, когда поведение посетителей традиционной и не очень нетрадиционной ориентации выходило за рамки приличия. Я считал невозможным для священника не вмешаться. Правда, хозяева за это меня чуть ни уволили, хотя были со мной согласны.

Отец Иоанн тоже работал до 57-и лет. Целый день работал, а по выходным служил. Если большой праздник выпадал на будний день, он вставал в 5 часов утра, а в семь уже служил.

– Расскажите о ваших прихожанах.

– Это замечательные люди: инженеры, компьютерщики, строители, музыканты, тренеры, спортсмены. У нас очень много малышей – около 40 человек. В среднем в воскресенье причащаются 100-120 человек. Мы поощряем частое причащение. Все исповедуются и накануне приходят на Всенощное бдение, хотя бы на короткое время.

Мы крестим и русских, и американцев, и взрослых, и малышей. Это результат того, что служение на английском языке себя оправдывает.

Приход у нас многонациональный. Все мы дружим и стараемся не поощрять в храме никаких разговоров о политике. Есть у нас люди с разными мнениями, но мы не говорим об этом, потому что храм – это не место выяснения политических или национальных проблем, навязывания своих взглядов.

– Что еще в вашем храме не поощряется?

– Самоуправство. У нас в храме все делается по благословению настоятеля. Это не деспотизм, это  порядок.

– Как ваш храм себя содержит?

– Храм живет только за счет прихожан.

– Практикуется ли у вас в приходе членство?

– Как таковое, членство у нас в приходе не практикуется. Но у нас есть так называемые финансовые обязательства на год. Человек на карточке пишет, сколько он может пожертвовать на храм в текущем году. Это нужно для того, чтобы мы могли планировать наши расходы. Но если человек не может заплатить, мы ему не звоним и не заставляем.

У нас нет также и фиксированных цен на требы. Если нужно кого-нибудь покрестить, то мы крестим и не говорим о цене. Но люди, как правило, всегда жертвуют.

– В России сейчас говорят о так нызаваемом "выгорании священников". Термином "выгорание" обозначают такое состояние, когда священник теряет интерес к служению и, в конце концов, либо уходит за штат, либо вообще снимает сан. На Ваш взгляд, откуда берется такое "выгорание" и есть ли меры его профилактики?

– Опыт у меня небольшой, но, на мой взгляд, такие священники слишком рьяно берутся за служение и надеются на себя. А ведь помощь Господня служащим настолько очевидна! Вот я исповедую с 4 до 8 часов вечера с перерывом на Шестопсалмие, у меня нет свободной минуты, но я исполняю послушание, не надеясь на себя. Когда не я, а Господь – тогда не перегоришь и не выгоришь.

– В чем черпаете силы для служения?

– Просто мы делаем то, что надо делать священнослужителям, и не спорим с этим.

– Каким Вы видите будущее прихода?

– В течение последнего года у нас в приходе рукоположили двух молодых священников и диакона. В этом появилась необходимость в связи с тем, что приход постоянно растет.

В прошлом году, с помощью Божией, мы построили иконостас, поменяли крышу, на очерели – купол, колокола, кухня. Стараемся делать все, чтобы привести к Господу как можно больше людей.

Беседовала Татьяна Веселкина